Интересно
А. А.: Ну да: формализм и все такое. Жутко боялись. Меня, например, до середины
80-х как поэта не печатали. Пока я, еще юнцом, писал обычным манером, так целый
“подвал” в “Комсомолке” набрали. А только я перешел на это самое, на “западную
отраву”, – так сразу точка. Повертит редактор рукопись, даже вздохнет бывало – и
глазки в сторону. “Вы уж нам лучше что-нибудь другое принесите...” Это было для
них как джаз, как брюки-дудочки... Так что новые верлибры мы только в переводах
читали, это допускалось. Была замечательная такая серия “Современная зарубежная
лирика”, это через нее переводные верлибры входили в поэтический обиход. Там был
редактором Владимир Бурич – сам изумительный поэт. Вот он-то в новое время и
был, я думаю, первый настоящий:
А. Г.: Я поделюсь своим опытом. Когда я работаю с рифмованным стихом, мне может
прийти в голову одна строчка, или одна строфа. И эта вот конструкция у меня уже
в воздухе, она уже есть. Я знаю ее, я могу не волноваться, я могу ее записать
или просто запомнить и потом с ней работать. Со свободным стихом так не
получается. Потому что энергетика и есть сама его внутренняя структура. Для
верлибра, у меня во всяком случае, обычно должен быть очень сильный
энергетический, одномоментный выброс. Лучше всего, сильнее всего получается,
когда садишься и, почти не думая, записываешь этот речевой поток. То есть
физиология – разная.