Интересно
Но, как мы видим, "освобождение" стиха не ограничивается ликвидацией рифмы,
стихотворных размеров, а заодно и запятых. Подчас оно ведет к полной бесформице,
и самые тонкие ревнители формы оказываются ее убийцами.
В поэзии происходит то, о чем говорит Тютчев в стихах о лютеранской церкви, упростившей до бедности свой обряд и обстановку: Ну а верлибрист в этом смысле – один на один с миром. По-моему, весьма точно всю эту механику выразил пишущий и верлибром, и силлаботоникой литовский поэт Айдас Марченас, беседа с которым печаталась в прошлом году в “Арионе”. “В силлаботонической поэтике, – говорит он, – мысль следует за наитием, иными словами, уже в процессе писания Бог может послать тебе мысль, а в верлибре – наоборот – в процессе мышления Бог тебе ниспосылает форму”. Это очень точное наблюдение.
В поэзии происходит то, о чем говорит Тютчев в стихах о лютеранской церкви, упростившей до бедности свой обряд и обстановку: Ну а верлибрист в этом смысле – один на один с миром. По-моему, весьма точно всю эту механику выразил пишущий и верлибром, и силлаботоникой литовский поэт Айдас Марченас, беседа с которым печаталась в прошлом году в “Арионе”. “В силлаботонической поэтике, – говорит он, – мысль следует за наитием, иными словами, уже в процессе писания Бог может послать тебе мысль, а в верлибре – наоборот – в процессе мышления Бог тебе ниспосылает форму”. Это очень точное наблюдение.