Интересно
А. А.: Помнишь в “Литературных мечтаниях” молодого Белинского фразу про то, что
“поэзия на нашей почве – растение не туземное, а привозное”? Это он как раз имел
в виду силлабические и силлаботонические стихи, которые действительно были
“завезены”: первые – Симеоном Полоцким из польской традиции, вторые –
практически одновременно разработаны Тредиаковским и Ломоносовым по образцу
немецких. Но если брать “природную”, домонгольскую (и при монголах еще
длившуюся) русскую поэзию – “Слово о полку Игоревом”, “Слово о погибели русской
земли” – то это самый что ни на есть “верлибр”. Кстати, бытовали тогда и
рифмованные стихи, раешник, но это скомороший, “низкий” жанр. А “высокая” была
именно “верлибром”. Правда, современные стиховеды называют его “предверлибром” –
они рассматривают “настоящий” свободный стих только как оппозицию регулярной
поэтической речи. Возможно, для конкретных поэтов-модернистов дело обстояло
именно так: в противопоставлении традиции. Но общие законы поэзии, которые
позволяют писать свободным стихом, я думаю, те же самые, что привели к его
возникновению и в Древней Руси, и вообще на заре человечества. Так ведь писалась
ранняя поэзия многих народов, да и в Библии – в тех частях ее, которые ближе к
поэтическому тексту, как “Песнь песней”, – мы его находим.
Так что это не только очень древний, но и чуть ли не изначальный способ
стихосложения. Собственно, поэзия шла как раз по пути усиления и регламентации
ритмической структуры, и так пришла со временем к твердым формам. Ну а в русской
поэзии, уже после того как она вкусила силлабики и силлаботоники, первые опыты
верлибра появились в 70-е годы XVIII века, у Сумарокова: как раз переводы
псалмов. Потом он появлялся от случая к случаю. Серьезное пришествие верлибра в
новую русскую поэзию, конечно, тоже связано с иноземным влиянием – на этот раз
французских модернистов конца XIX – начала XX века.